1. Поверья
Вообще татарские баснословные существа, кажется, удобно можно подвести под следующие два отдела: 1) существа, обитающие в воде, и 2) существа, живущие на суше.
К первым я отношу следующие баснословные существа: су-бабасы, су-ияси, су-анасы, юха; а ко вторым: убыр, албасты, уряк, бичура, уй-ияси, абзар-ияси, чячяк-анасы , чячяк-ияси, шюряли, джин и диу-пэри.
Рассмотрим прежде баснословные существа, стихия которых вода.
1) Под именем су-бабасы татары разумеют живущего в воде (по собранным мною сказкам именно в озере)повелителя воды, водяного деда. Но ни в одной сказке не видно, чтобы дед этот выходил когда-либо из воды и относился к людям непосредственно; на это у него, как видно, есть родственное ему существо, вроде слуги, докладчика и исполнителя его повелений, это -
2) Су-ияси (то есть «водяной хозяин»). В одной из записанных мною татарских сказок, су-ияси является татарину в образе бойкого мальчишки, посредника между татарином и своим повелителем, водяным дедом, - и образе посредника глуповатого, трусливого, неопытного, незнающего хорошенько татарина, но более сильного, чем татарин и менее, чем медведь.
3) Су-анасы, как показывают сами слова, есть существо женского пола, ибо по-русски означает «водяную мать». Так как у татар нет более имен водяным существам, исключая юхи, неродственной по своему происхождению описанным сейчас, и так как, по словам татар, сказанные существа родственны между собою, то я заключаю, что су-анасы есть мать су-ияси жена су-бабасы. Еще надобно заметить, что су-анасы бывает иногда видима нечаянно подошедшему к воле татарину в образе женщины, чешущей себе гребнем волосы -видима и днем и ночью. Больше ничего не могу о ней сказать; замечу только, что в рассказах слово су-анасы татары часто и по произволу заменяют словом су-ияси. Разумеется, не могло быть этого в старину; иначе к чему два слова для одного понятия?
Впрочем, что касается до того, что, .по понятиям татар, баснословные существа исполняют брачные обязанности - это несомненно и покажется и моими исследованиями, кои сообщу ниже, и чувашским баснословием, допускающим между богами мужей, жен, детей и проч. Чуваш потому мы должны иметь здесь в виду, что они так же, как татары, тюркского происхождения.
4) У всех известных народов змеи служили и служат предметом баснословных сказаний; так и у татар. У них баснословие о змеях является со следующими чертами: все змеи бывают черного цвета, исключая князька их (джилан-падшасы),который белого цвета. Черные змеи злобны в отношении к татарину, а белый благоволит ему, и сверх того, имеет дар предвидения и предсказывания и пользуется им во благо татарина. Кроме того, кожа змея вообще прогоняет будто бы лихорадку. Если змей (джилан)проживет сто лет, то состарившись превращается в дракона (аждага). Сверх того, дракон живет на свете ни больше, ни меньше как тысячу лет и совершенно не водится в татарщине. Куда же девается столетний, только что превратившийся в дракона? - Его подхватывает облако, несет на морской остров и здесь бросает. Татары уверяют, будто бы в то время, когда дракон несется по воздуху, в облаках бывает даже видно, как он бьет своим хвостом и волнуется. На острове, по прошествии тысячи лет, дракон превращается в юху-девицу. Превратившись в юху, дракон может принимать на себя различные чувственные образы и в них являться татарину, чтобы всячески вредить ему; между прочим он принимает иногда образ девицы необыкновенной красоты, которая расчесывает себе волосы, сидя на берегу озера. Превратившись в девушку, юха может сделаться женою, может выйти замуж. При этом муж непременно пламенно полюбит свою супругу; но вместе с тем будет все более и более худеть. Вот что такое юха-кыз, юха-девица! Но вот вопрос: может ли татарин как-нибудь узнать, что вместо женщины-человека он женат на юхе-девице? - Может, и вот каким образом: 1) у юхи всегда выходит самый дурной запах изо рта; 2) юха никак не может обойтись без воды; 3) у юхи не бывает пупа, и наконец 4)impossibilis est virilis pudenti erectio coiti causa corporei. Но имеет ли татарин , женившийся на юхе, средство избавиться от юхи, притом не подвергаясь опасности быть съеденным этим чудовищем? (Конечная цель брака юхи с татарином и состоит в том, со стороны юхи, чтобы съесть татарина, если последний поддастся на обман). Не знаю, имеет ли. Впрочем, а одной из записанных мною сказок усматривается что-то подобное такому средству. Дело такого рода: один царевич женился на юхе-девице (разумеется, по любви и неведению), и когда по всем сейчас сказанным признакам убедился, что живет с чудовищем, то построил украшенный извне и внутри, без окон и дверей, терем из одного железа; пригласил туда, после нескольких усилий, свою таинственную супругу, потом мгновенно защелкнул за ней вход в терем, и обложив его со всех сторон дровами, развел вокруг него сильный огонь и таким образом предал юху сожжению. Царевич при этом даже слышал, как юха-девица превратившись опять в змею громадным хвостом своим била во все стороны терема, и оттого все здание ужасно тряслось. Из другой сказки видно, что юха из девицы обращается в змею еще тогда, когда тихонько от мужа, во время его сна, идет ночью на озеро пить воду, так как муж не поставил в избе на ночь воды, а озеро находилось близ дома. В сказке о царевиче и юхе-девице приводится замечание, что когда юха истлела в тереме, пепел ее начали брать люди и делать из него лекарство, под названием терьяк.
Перейдем теперь к баснословным существам, обитающим на суше.
1) Убыр, у малороссов упырь, у чуваш вобур (в действительности вампир, животное кровожадное, водящееся в Южной Америке), по понятиям татар, есть такого рода баснословное существо, которое, хотя иногда и действует отдельно и самостоятельно, но всегдашнее обиталище имеет в одном каком-либо человеке, который потому и называется убырлыкши («вампир-человек»).Убырами в сказках я встречал старух (убыр-карчык). Узнать убыра-человека татарин может легко потому, что у него под мышкою вовнутрь организма бывает дырка, через которую входит в человека убыр. Убыр, как у русских «домовой», может давить татарина и даже являться ему наяву. Когда убыр давит татарина, то этот последний не может шевельнуться; но если только ему удастся как-нибудь укусить убыра. Тогда то лицо, в котором давящий убыр имеет свое пребывание, будет непременно укушено в тот же член, в который давимый татарин грызнул убыра.
Убыр-старухи всегда, по сказкам, живут в глуши и вдали от татарских жилищ, куда может попасть татарин , только сбившийся с дороги - когда идет или едет. Живут они в избушках, только не на курьих ножках, как в русских сказках. Впрочем, бывают случаи, когда татары, имея нужду узнать о потере чего-нибудь важного, сами стараются отыскать убыр-старуху; но это бывают счастливцы, люди достойные, силачи, хитрецы. Как же они узнают о местопребывании убыр-старухи? А вот как: они пускаются в путь, куда глаза глядят, и после долгого странствования находят, наконец, на берегу озера женщину-красавицу, расчесывающую себе волосы гребнем; она-то и сказывает, где живет убыр. Но не подумайте, что это юха-кыз; юха татарину только вредит; а это жена диу-пэри, татарка, похищенная в детстве этим страшным и таинственным существом. Не об этом-после. Бывают однако случаи, когда дорогу к убыр-старухе показывает татарину не жена диу-пэри, обыкновенно сочувствующая человеку, а тот, кто уже был у старухи: в этом случае посещают убыр-старуху люди недостойные, сребролюбивые и сластолюбивые. Как те, так и другие, отыскивают жилье старухи всегда вовремя ночи, по огоньку, видимому издалека из избушки. При входе застают старуху за едою: она ест огонь. Вошедший непременно должен приветствовать старуху обычными словами: «эс-салямугалейкюм!» (мир вам!), иначе беда: съест его старуха. Однако же силачи, вроде тех, которые носят в дороге 40-ка-пудовую дубину, обуты в 10ти-пудовые башмаки и перебрасывают через мечеть тройку с возницей и алпаутом («барином», а собственно - становым или капитаном-исправником, то есть людьми вообще тяжеловесными), никогда не дают салям убыр-старухе, и когда та, разъярившись, объявляет им, что она скомкает их, силачи (джигит,«молодец») одним взмахом сабли порешают жизнь убыр-старухи. Эти люди всегда и сами собою, без советов убыр-старухи, к которой и заходят видно более только из любопытства, совершают свои трудные предприятия.
Если посетитель убыр-старухи - особа женского пола, то убыр-старуха всегда просит ее истопить для себя баню и в бане попарить ее. Но, по хитрости своей, убыр-старуха не выражает своего желания прямо, то есть вместо того, чтобы сказать: «я хочу, чтобы ты меня до бани донесла на руках», она говорит: «дочка, я стара, сама идти не могу (врет хитрая: недаром татары проворного всегда называют убыром!), веди меня под руку, и если я не скоро буду шагать, подталкивай шибче меня в зад». Вместо того, чтобы сказать: «попарь меня хорошенько», убыр-старуха говорит: «ты поколоти меня хоть комельком веника». При этом честные и бескорыстные, или завозимые в лес на погибель, татарочки умеют угодить старухе; несут ее до бани и обратно на руках, парят листьями, а не комлем. Но корыстные волю ее исправляют дословно: пихают в зад и дуют на полке веником, - что есть мочи. На пути из бани убыр-старуха делает испытание своей гостье в честности. Это совершается так: «дочка, - говорит старуха гостье, - пошвыряй гребнем в голове - что-то чешется».И когда гостья открывает старухе голову - о чудо! видит, что вся голова ее унизана жемчугом, камнями драгоценными, золотом, серебром. Разумеется, честная не увлечется, по мнению татарских сказок, таким головным убором; но корыстная всегда набьет себе драгоценностями пазуху и карманы. Но то и другое не скрывается от убыр-старухи. «Дочка- говорит убыр гостье, - потешь меня: попляши!» Понятно, что у воровки, во время прыганья, все вылетает. Старуха со злобой обличает гостью в воровстве и отнимает свою собственность. Но этим дело не кончается; убыр-старуха делает своей гостье новый искус. «Посмотри-ка, дочь моя, в бане у меня в печи сушился солод; не высох ли он?»Гостья отправляется, и вместо солода, находит в печи, в большом корыте, кучи драгоценностей. Честная, разумеется, опять устоит против искушения; а жадная, позабыв о первом обличении, опять ворует. В избушке опять пляска - и опять обличение воровки. Я забыл еще сказать, что гостей своих, людей, убыр-старуха угощает притом и человеческою пищею. Далее следует награда за добродетель и наказание за порок. Это происходит так: за добродетель убыр-старуха дает гостье зеленый сундук; а за порок жадной до богатства дает сундук черный. И той, и другой запрещает она смотреть в сундук прежде прибытия в свой дом в деревне. Та и другая исполняют волю старухи. Той и другой, в родном селе, выбегают с лаем собаки навстречу, но не одно и то же выкликают. Первой выкликают: «умирать ушедшая сестра, обогатившись возвращается, вау! вау!»Второй кричат: «обогатиться пошедшая сестра, умирая возвращается, вау! вау! И в самом деле: первая находит в зеленом сундуке драгоценности, а вторая - змею, которая мгновенно выскакивает из сундука, бросается на нее, и обвившись вокруг шеи, удушает.
Если посетивший старуху-убыр сбился с дороги и обратится к ней с просьбою помочь горю, та дает ему волшебный клубок и велит покатить по земле, и потом за ним идти. Клубок всегда доведет заблудившегося куда следует.
Чуваши своему вобуру, по Сбоеву, приписывают скрадывание и поедание месяца; но не видно, чтобы татарский убыр, доходил до такой способности и смелости.
2) Албасты (от эль-«рука»и басмак - «давить»: существо, давящее кого-либо рукою; или от алт - « перед » и басмак - «давить»:существо, давящее перед , то есть грудь). Это баснословное существо, подобно русскому домовому и татарскому убыру, наваливается на татарина и давит его во время сна, и кроме того, по поверию татар, пьет при этом из сердца кровь. Странно однако, почему воображение татарина не отнесло кровожадность исключительно к убыру, получившему очевидно свое имя от зверя, который в самом деле нападает на людей и больших зверей, прокусывает им кожу и высасывает кровь. Правда, мы сказали выше, что убыр угрожает съесть гостя, но не по кровожадности, а по досаде, что гость не дал салям. Следовательно, не кровь составляет пищу убыра. Кстати замечу: в переносном смысле, татары называют убыром человека работящего и проворного, а именем албасты обзывают неповоротливого и лентяя. Почему это?
3) Уряк (от урмяк, «дуть»).Так называется баснословное существо, являющееся татарину где-нибудь в лесу или на дороге над умершим насильственною смертью. Его видит прохожий татарин , по поверью, в образе человека или копны, переваливающейся и идущей в перед . Также рассказывают татары, что уряк может преобразиться в облако. Если бы прохожий татарин и не увидал сразу на пути мертвое тело, то раздирающий клик уряка непременно обратил бы его внимание на это тело. Если при этом человек захотел бы на видимого издали и кричащего уряка посмотреть вблизи, то уряк сделался бы невидимым. Из страха увидать непонятное и таинственное существо и слышать его раздирающий душу голос татарин всячески остерегается наткнуться ночью на пути на мертвое тело. Когда татарин слишком чего испугается, он говорит: «мой уряк поднялся!» Видно, что уряк имеется у всякого татарина. Так как в настоящее время для выражения слова душа татары употребляют чужое, персидское слово джан, а как однако слово уряк - татарское, может происходить от татарского же глагола урмяк- дуть, то с достоверностью можно заключить, что в баснословии об уряке сохранились еще доселе некоторые до мусульманские понятия татарина о человеческой душе.
4) Бичура у татар то же, что у русских простолюдинов - кикимора. Она не причиняет никакого существенного вреда татарину, но сильно и на разные лады беспокоит его ночью: кричит, играет, смеется, шутит, спящего перетаскивает с места наместо; вещи, положенные в одно место, прячет в другое, У татар о ней имеется поговорка: «куда делась эта вещь; не бичура ли украла?» Если закроют трубу, ночью она откроет, и вообще шалит. Как попадает в дом бичура? Татары об этом говорят вот что: она попадает в дом тогда, когда татарин долго не кладет в нем печи, а потом переходит в него на житье. Есть ли средства выгнать из дома бичуру? Одни говорят, что для этого нужно разобрать весь дом и построить его на другом месте, а другие утверждают, что довольно привести в дом медведя, и бичура убежит.
5) Уй-ияси (домохозяин).Отличается он от бичуры тем, что в доме не шалит, а занимается полезным трудом: в одном доме чеканит пенязи, в другом прядет, в третьем пишет со скрипом пера по бумаге и перелистывает книги. Однако татарин не пользуется трудом уй-ияси непосредственно; но труд его имеет для татарина предсказательное значение: где уй-ияси чеканит пенязи, там слышавший звуки: «чик! чик!» обогащается посредством торговли, если только займется ею и скует себе капитал, где уй-ияси прядет, там слышавшие нечто звучащее вроде посылки, обогатятся в таком случае или будут благоденствовать, когда займутся этим рукоделием: где, наконец, в доме кто услышит скрип пера и перелистывание книги, то тот сделается ученым. Но в последнем случае в сказках нет слова о богатстве, видно труженикам науки везде оно мало известно! Татары говорят только, что присутствие духа-покровителя и предвещателя только тогда чувствуется, когда в доме тишина и когда кто-нибудь, сидит в одиночку - и естественно!
6) Абзар-ияси (хозяин хлевов). Так, называется воображаемый властелин домашнего скота, лошадей и коров -по преимуществу, имеющий своею столицею конюшни и хлева. Та скотина, которую он полюбит, всегда бывает жирна, гладка и красива, а которую возненавидит, та бывает потна и быстро худеет. Имеются такие чудаки из татар, которые заметив худобу или частую опотелость на лошади, продают ее и при этом выражаются так: «Эта лошадь мне не по цвету»,то есть не нравится абзар-иясию.
7) Чячяк-анасы и чячяк-ияси(«оспенная мать» и «оспенный хозяин»). По поверью татар, когда ребенок болит оспою, то в больших оспинах именно и присутствуют сейчас сказанные существа. Здесь следует заметить, что одни из татар допускают существование чячяк-анасы, а другие утверждают совокупное бытие того и другого баснословных существ.
8) Шюряли, баснословное существо вроде лешего у русских. Шюряли водятся в лесах и не по одному; видимы бывают татарину в человеческом образе. Все они имеют очень большие груди, из которых одну закидывают на правое плечо, а другую -на левое. Если повстречается им в лесу татарин , то они приглашают его играть в щекотанье, но если тот согласится, защекочивают его до смерти. Но татарин может перехитрить шюряли; а как? Он предложит шюряли играть в щель, и тот, по-глупости своей согласившись, погибает. Что-же это за игра? татарин ударом топора вдоль толстого дерева делает в дереве щель, и чтобы она была шире, забивает и нее клин, а когда шюряли засунет в щель свой палец, татарин мигом выхватывает оттуда свой клин и таким образом ущемляет шюрялия. Шюряли завопит от боли диким голосом, чтобы сбежались подобные ему существа, и освободив его от беды, отомстили бы татарину, защекотав его насмерть. Но если раньше татарин на вопрос шюряли: «как ему имя?» догадался ответить: «имя мое былтыр»(прошлый год), то ущемив шюряли и бросившись бежать, спасается, потому что шюряли закричит тогда впопыхах: «прошлый году щемил!», а сбежавшиеся товарищи, не только не побегут искать хитреца, а просто расхохочутся над беднягою: «чего искать прошлый год, не найдешь!» - скажут ему тогда в ответ - Видно шюряли очень глупы!
Теперь остается рассказать еще о двух баснословных существах - джине и диу пэри.
Замечу прежде всего, что сейчас исчисленные существа не вполне порождены беспокойным воображением татарина: они принадлежат персам и через мусульманство, принявшее их в свое миросозерцание от арабов, дошли и до ведения татар. Я, разумеется, не стал бы говорить о них, если бы в сказаниях о них невиден был оттенок чисто татарский; мусульманское здесь так незначительно, что догадливый читатель сам усмотрит, в чем оно выражается. Итак, буду продолжать.
9) Джин сам по себе не есть существо бесполое; но может сожительствовать татарину или татарке в образе мужа или жены. Кроме того, джин бывает видим татарину в образе собаки, кошки, змеи, и тот татарин , который увидит джина, начинает хворать нервическою какою-нибудь болезнью, ночью будет бредить или получит водянку. Однако татарину увидать джина случается очень редко, и то нечаянно, ибо сами джины бегут от него. Но много джинов шляется на дорогах в виде слепых, хромых, и притом еще невидимо: вот если татарин заденет как-нибудь нечаянно такое существо, то такой бедняга джин непременно должен будет войти в татарина. татарин будет страдать, да и джину не легче, и он непременно сам захворает. Другие представляют джина каким-то неотвязчивым существом, которое не только не бегает от татарина, но даже неотвязчивость свою простирает до того, что поваживается по ночам навещать татарок, и когда они спят, ложится подле них и обращается с ними так, как можно одному только супругу. Но, по поверью татар, татарка, имеющая – невольное и бессознательное отношение к джину, не может рожать детей. А равно не видно из легенд татарских и того, чтобы джин, превратившись в жену человека, мог породить ему дитя. Но от союза между собою джинны рожают детей, и это видно из тех же легенд, ибо в них есть указание на то, что джины подменивают своими детьми детей татарских в колыбели и даже во чреве матери. Джины боятся железа (и потому опасающиеся их татары, ложась спать, кладут под постель топор или какое-либо другое железное орудие);боятся еще джины можжевельника, - а почему? Я думаю потому, что татары приписывают джинам, между прочим, водянку; а можжевельник и татарами, и русскими Казанского края употребляется как врачебное средство против этой болезни.
10) Диу-пэри. Дивы являются татарину обыкновенно в лесах и в полях, и притом в различных образах: иногда копною сена, иногда в образе девицы, причем могут выйти за татарина замуж. Живут в особенных своих городах, имеют царства под землею и морем, и невидимо - на земле. На нашей планете, между прочим, они живут и владеют теми местами и там, где положен клад; да и сами кладовые вещи, обыкновенно не благоприобретенные, от продолжительного пребывания в земле порождают дивов, подобных во всем своим предкам. О дивах нужно заметить, что они непримиримо враждебны татарину: 1) они похищают девочек; до возраста держат их у себя и тогда на них женятся; 2) дивы ругаются над татарином: например, в образе какого-либо знакомца или добряка див уводит татарина в свой город, в доме у себя угощает его; но если татарин скажет: «бисмиллю» (во имя Бога!) перед вкушением пищи, поставленной дивом, то явно будет татарину, что это не пища, а лошадиный помет; 3) див непременно постарается зазванного к себе в гости татарина свести с лица земли и обыкновенно так: прикажет жене истопить баню, поведет в нее гостя, и когда тот разденется, див предложит ему с видимым радушием услуги свои - помыть, испарить, а когда татарин подставит спину, то див забьет его комлем веника до смерти и мертвого зароет под полком своей бани. Однако див боится «бисмилли»; хотя редко, но могут его побеждать такие джигиты, о которых замечено выше в рассказе об убыре. Такие молодцы не поддаются обману в бане: они сорокапудовою дубиною, подкравшись сзади, двинут дива в потылицу и дадут ему карачун, то есть убьют его. Впрочем, когда див по любопытству испробует еще в избе своей вес дубины, то от натуги, при подъеме сделает неделикатность; или же, когда увидит, что силач (в сказке, по которой говорю, - десятилетний) вертит дубиною как палочкою, то и без подкрадывания сзади к нему джигита див весь в руках его. Див чистосердечно расскажет, сколько положил под полок татар, по требованию джигита откопает их, и напоив их душевным лекарством (джан-даруы) всех воскресит. Следовательно, дивам татары приписывают силу воскрешать мертвых.
Но здесь можно сделать отступление и задать себе вопрос: как и зачем силачи попадают к диву, и откуда у них смелость и сила необычная против существ сильнейших в мире и враждебнейших?
На это сказки дают такой ответ: силачи отправляются к диву похитить из рук его девушку, сестру свою, схваченную дивом в детстве. Они странствуют куда глаза глядят, много и долго; заходят к убыр-старухе не столько с целью посоветоваться с нею о том, как найти дорогу до дома чудовища и взять волшебный клубок, сколько с целью любопытства, и непременно отрубают ей голову (может быть для того, чтобы попытать на перед удаль в убийстве).Потом странствуют далее и наконец находят при озере - сидящую женщину (сестру свою), и по указанию ее, достигают жилища дива, убивают его и освобождают пленницу. Сила природная увеличивается у джигита тем, что он напивается воды из того озера, где встретил свою сестру, потому что это вода, дающая силу. Еще нужно заметить, что дива иногда побеждает хитрость ленивого и робкого татарина.
В чем состоит татарская хитрость, это я считаю столь занимательным для читателя, что решаюсь рассказать о ней подробнее, и чтобы дело было вернее, то есть вместо всяких отвлеченных выводов, расскажу на этот предмет татарскую сказку целиком, в которой- мимоходом замечу - татарин -селянин очерчен не менее точно, чем во всяких нарочитых сочинениях о татарах.
Татарин , вследствие желания, присущего всякому человеку, знать будущее, останавливается в раздумье на внешней природе и от нее ждет и требует выяснения своей судьбы. Из круга предметов, принадлежащих к внешней природе, для предугадывания будущего служат ему следующие: 1) домашние животные (у татар - кошка, собака, мышь, лошадь); 2) домашние или же живущие при людском жилье птицы (курица, ворона, сорока, галка); 3) члены собственного тела (нос, губа. рука, ухо) и потом, если не сам желающий знать будущее, то его ребенок, и 4) то или другое положение одежды.
Посредством примет татарин стремится узнать преимущественно следующее: ])какова будет погода: дождь будет или вьюга, и каков будет урожай жита и овощей; 2) когда придет к нему гость, когда кто его угостит, тогда он получит от кого гостинец, не будет ли какой у него радости; 3) когда он встретит зарар (вред, беду, несчастье); 4) не будет ли войны; 5) не умрет ли кто из его ближних, или же и он сам.
Немногое хочет узнать татарин -селянин через приметы; но это потому, что и кругозор его не обширен, и желания его обыденны и ограниченны.
1. Когда у татарина чешется правое ухо, он заключает из этого, что будет тепло, а когда левое - холодно. - Если солнце восходит «с ушами», то есть тремя лучами, из коих один направляется вверх, другой - от одного бока горизонтально, а третий от другого горизонтально - это также, утверждает татарин , - предвещает холод. - Когда зажженная лучина трещит звуками брррр, татарин ждет вьюги; когда чешется кошка, он также полагает, что будет вьюга; когда валяется собака летом, будет -де дождь, а зимою - вьюга. - Когда каркает ворон особенным пронзительным криком, татарин заключает, что погода испортится. - Когда падает снег в весеннее время, а скот остается дома и кричит от скуки, татары из этого выводят, что снег скоро растает, и скоро скоту придется идти в поле. - Если бы в строящемся доме первое основание заложила девица, то татары были бы уверены, что в этом доме будет зимою тепло. - Когда черемуха цветет с вершины, а татарин в раннюю пору сеял пшеницу, то он надеется на урожай ее; если же черемуха цветет, снизу, то татарин надеется на урожай только в таком случае, если он пшеницу сеял в позднюю пору. - Если в зимнее время Волга бывает покрыта грудами льда, то - полагают татары - летом будет урожай.
2. Если сорока застрекочит, татарин заключает, что к нему придет гость. - Когда кошка «умывается» - тоже. - Когда самовар «поет» - тоже. - Если кто стукнется с кем головою ~ тоже. - Если сверху упадет белый таракан - тоже. - Когда стрекочет сорока, татары замечают, на какую сторону она смотрит: оттуда и ожидают себе гостя. - Когда у татарина чешется губа, он уверен, что к нему придет гостинец. - Когда при надевании одежды подол ее засучится или прищемится в двери, татарин заключает, что его угостят. - Если, по ошибке, татарин наденет одежду наизнанку, он увидит в этом знак того, что у него будет какая-нибудь радость. - Чешется ладонь - деньги получать. - Если на ногтях появится белое пятно, обнова будет . - Чох одного человека, даже лошади, подтверждает сказанное Другим, то есть сказанное другим исполнится.
3. Когда татарин бросит какой-нибудь заостренный и валявшийся в земле кол в затопленную печь, ему говорят его соплеменники: «Обруби острие, а то чирей у тебя вскочит». - Детям говорят: «Не плюй в огонь, у тебя во рту будут нарывы»[1]. - Татары говорят, что если кто возьмет употребленную другим в отхожем месте тряпицу или что-нибудь другое подобное - бумажку и проч., и употребит ее для себя там же, для известной нужды, то на пальцах у того появится заусеница. - По уверению татар, нельзя рубить дерево, под которым делается кляу, например, чувашская кереметь: зарар булыр, «беда будет ». - Если к дому присоседится галка, то это, по мнению татар, предвещает зарар. - Когда поет курица по-петушиному, тоже зарар булыр.
4. Когда татары видят комету и кровавый цвет на небе, то говорят: - «Между царями будет беспокойство и. война». - Из падения звезд они заключают то же самое.
5. Если на кровле дома каркает ворона, то в этом доме, по поверью татар, кто-нибудь умрет.- Если мальчик подгорюнится, татары ему говорят: «Так не делай, а то твои родители умрут». - Когда воет собака, хозяин ее заключает из этого, что с ними будет какое-нибудь горе: отец или мать помрет, или падет скотина. - Самовар «воет» к смерти родителей: они умрут, по вере татар, в тот год, когда выл самовар. - В месяце шаабане в 15-ю ночь, если она бывает не облачна, татары смотрят на свою тень: если не видят головы, то заключают, что в том году не увидавшему своей головы придется помереть.
3. Языческие обряды и заговоры
Казанские татары, кроме предписываемых мохаммеданством обрядов и заговоров, имеют еще и другие обряды и заговоры - языческие, и я заметил, что посредством совершения некоторых языческих обрядов - именно тех, о коих сообщу ниже - они надеются избавиться от следующих болезней: - холеры, скотского падежа, оспы, сглаза, боли в животе, водянки, лихорадки, бешенства, случающегося от укушения бешеною собакой, и от так называемой «сучьей титьки». Кроме того, посредством этих обрядов, они умилостивляют или прогоняют без разговоров и побеждают враждебных им баснословных существ, мертвецов и вообще стараются избавиться от несчастья. К этим же обрядам прибегают по домогательству чего-нибудь выгодного и полезного в их хозяйственной жизни. Я успел записать лишь немного подобных обрядов и заговоров, отчасти и потому, что обряды таковые со дня на день все более и более выводятся, вследствие влияния мохаммеданства на жизнь наших татар, и заменяются изобретаемыми мохаммеданством; но и то, что я записал, кажется мне весьма не лишним в научном отношении.
1. Когда явится холера, или скотский падеж, кругом деревни обходят с плугом. Мужчины и женщины здесь не участвуют, но только незамужние девушки, у коих в это время, голова бывает раскрыта; они одеваются в самую лучшую, праздничную одежду, распускают себе волосы, подпоясываются новыми платками я запрягаются вместо лошадей в плуг. Не знаю однако, сколько для этого нужно девиц. У всех в руках бывают кнутья. Участвуют здесь еще старухи. Одна старуха едет в перед и верхом на помеле; волосы у нее также растрепаны. Другая старуха держит ручки плуга, гайкает, бьет девиц и правит ими, как лошадьми посредством вожжей. Третья старуха едет сзади также на помеле. В это время никого не пускают в деревню и осмелившегося въехать забьют до смерти; равным образом и из деревни не выпустят никого. Надеются, что холера убежит, и падеж скота прекратится от такого противного и страшного зрелища.
В начале лета, когда в первый раз нужно выгнать в поле скот, то для предохранения его от падежа, в день выгона делают татары в земле ворота и прогоняют через них весь скот; туда же и люди проходят. Это называется «прохождение сквозь землю». Говорят: к прошедшему через землю скоту не прикоснется зараза. В этот день не оставляют старого огня и старой воды. Для точного исполнения обряда посылают нарочного с приказанием, чтобы по всем домам был затушен старый огонь и вылита была старая вода. Потом весь мир собирается на одно место, и потерши дуб о дуб, добывают таким образом огонь. Всякий берет от этого огня. Это называется изведение «нового огня». Потом воду берут из водных вместилищ отдельно, смотря по нужде.
Когда случается скотский падеж, то запирают новым замком губы первой падшей скотины и зарывают ее в полевых воротах, веря, что мор непременно прекратится.
2. Чтоб оспа на ребенке была легче, делают следующее: дают белую утку или белого гуся в подаяние бедняку, а потом, когда дитя начинает выздоравливать от оспы, варят кашу, которая и называется чячяк-буткасы («оспенная каша»): иначе, думают, оспа будет тяжела. этот обряд, по-видимому, делается для умилостивления чячяк-анасы («оспенной матери») и чячяк-ияси («оспенного хозяина»), кои заседают будто бы в больших оспинах.
3. Детям, для предохранения их от сглаза, татары делают на лицах черною или голубою краскою марушки, - в том рассуждении, что, дескать, глаз взглянет прежде не на лицо, а на марушку, и не подействует на здоровье ребенка. Кроме того, ребенку привязывают каразиево семя (семя черновки) в мешочке, и опять для того, чтобы кто не сглазил его, - Споласкивают дверную ручку или скобу водою, и обмочив в воду утиральник, трут им ребенку лицо. - Наконец, чтобы кто не сглазил ребенка, привязывают ему частицу можжевелового дерева. - А если татарин чего-нибудь сильно испугается и захворает, то куркулык куялар (буквально: «кладут испуг»), то есть выливают растопленный свинец в воду, и кургашин (свинец)[2] в воде принимает разные формы, иногда, по уверению татар, даже образ человека. Потом вылившуюся фигуру подвязывают испуганному и верят, что болезнь пройдет. Из последних двух фактов нельзя не видеть, что хворь производит не «сглаз», а джин (злой дух), который боится можжевельника, и как увидим ниже, топора, и по-видимому, еще свинца: стало быть и все действия обрядные употребляются здесь татарами к тому, чтобы обессилить зловредное влияние на их жизнь баснословных джинов относительно сглаза.
4. Когда татарин пьет воду из ручья, озера или реки и почувствует внутри боль (что очень возможно в летние жару, когда рабочий люд рад холодной воде, может быть - даже по своему содержанию и без того очень вредной), то говорит: «вода видно меня держала», и потом в воду, где пил, пустит яблоко или желток яйца, будучи уверен, что боль пройдет; или же он берет в горсть траву, бросает ее в воду и говорит: «Да не удержит меня вода». Я здесь вижу остаток, с одной стороны, древнего боготворения татарами водной стихии, а с другой - умилостивление ими водных баснословных существ.
5. Если татарин пухнет, его поят можжевеловыми ягодами - это в самом деле полезное лекарство против водянки - и джин, виновник опухоли, убежит: видно, по мнению татар, ему противен можжевельник!
6. Через страдающего лихорадкою татары проводят медведя, веря, что лихорадка, испугавшись зверя, убежит. Надевают еще на лихорадочного медвежью или волчью шкуру, кладут в пазуху, во время трясения, кожу змеи, и все это для прогнания лихорадки.
7. Ест, и по словам татар, якобы выздоравливает от такого лекарства, из каждого дома по одному икмяк-буруны («нос хлеба», то есть по-русски - припеку хлебную) и принимает это подаяние непременно в боковое окно.
8. Если у татарина под мышкою появится собачья титька, то ее «заговаривают», употребив хлебную припеку, которою во время затоваривания прикасаются к болезненному - наросту, и потом припеку отдают четырехглазой собаке, чтобы она ее съела. Четырехглазою собакою татары называют такую собаку, у которой над каждым глазом на шерсти по пятну особого цвета: два глаза и два пятна - по-татарски выходит: четыре глаза.
Для заговоров, как против собачьей титьки, так и против кыярака (это - особая боль в пахах) и баки (жабы), служит одна и та же формула: разница в действии при заговоре состоит только в том, что заговаривая сучью титьку берут в руку хлебную припеку; заговаривая кыярак (огурец, по-татарски - кыяр), берут огуречное семечко, а заговаривая баку (лягушку, жабу), берут в руку черепашью косточку (черепаха по-татарски губурлю-бака), и касаясь больного места этим орудием, произносят:
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять:
от девяти да возвратится[3],
в пыль и прах да отойдет!
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь:
от семи да возвратится,
в ветр и вихрь да отойдет!
Раз, два, три, четыре, пять:
от пяти да возвратится,
на распутие пяти путей да отойдет!
Раз, два, три:
от трех да возвратится,
на распутие трех путей да отойдет!
Раз:
от раза да возвратится,
заговор наговор таков был,
что этого только ждала (то есть болезнь);
но не моею рукою,
но рукою Айша-Батман!
Сказав числительное, припекою, семенем или косточкою касаются раз вольного места, а проговорив колено заговору, плюют раз на сторону. Айша-Батман есть собственное имя и прозвание женщины, как я полагаю, «давившейся искусством производить заговоры.
9. перед христианскою Пасхою, в деревнях, в великий четверг, татары пекут оладьи, празднуя этот день в честь умерших, которые по их мнению, будто бы в этот день восстают и ходят везде, невидимо. В этот день они не только не запрягают лошадь, но даже и не надевают на нее хомута, боясь как бы мертвецы не огадили его.- Еще у татар есть не менее замечательное верование, именно то, что деньги, полагаемые перед русскою иконою на путях в столбах, не годится брать; иначе икона силою сойдет на руки вора, или прилипнет к его устам. Самую икону они называют словом тарн, происходящим от монгольского слова Тенгри, бог, - зная, что христиане, на иконах своих изображают чувственно являемый людям достойным образ сверхчувственного Божия естества.
10. Беременные татарки, по татарскому поверью, видят в воздухе убыра, когда он летит, - в образе огня летящего; чтобы убыр не причинил вреда, считают нужным поразить его рябиновыми вилами, и, якобы, он от этого рассыплется в прах. - Когда душит татарина албасты, то чтобы избавиться от неприятности давления, он считает достаточным пошевелить мизинцем - и душитель удерет. - Чтобы выжить джина, засевшего в татарина или татарку, татары жгут горючую, серу и дымом дмухают страждущему в нос, а кроме того, обсыпав бального порохом, зажигают порох; еще кладут под постель его топор или что-либо железное: испугавшись всего этого, бежит джин от татарина или татарки без оглядки.
11. В деревнях на маслянице, девицы-татарки, севши на прядильные орудия, катаются, желая, чтобы лен вырос тонок, долог, бел и волокнист. - Черепа лошадиные на загороду огорода или пашни татары вешают для того, чтоб уродились овощи и хлеба. - Здесь скажем о кладах. Деньги, закопанные в землю, от продолжительного их неупотребления людьми, завладеваются диу-пэрием, и сам он, в свою очередь, по поверью здешних татар, есть превращение из денег. Где лежит клад, там это баснословное существо много различно является и кричит на разные лады: «Возьми меня, возьми меня!» Но взять клад без обряда нельзя; обряд же здесь употребляется следующий: ночью, где татарину было виденье, насыпает он золы, а утром идет смотреть, какой на золе виден след: кошки, собаки или человека - такое животное и нужно на месте клада, по поверью, зарезать и потом уже будто бы можно получить сам клад. Нет ли здесь намека на то,. что древние татары приносили древним своим богам - огню, воде, мертвецам, водяным, пенатам, чертям - в жертву кошек, собак, людей?[4] Клад иногда, по поверью татар, бегает в образе кошки, и тогда, чтоб его получить, татарину будто бы довольно только произнести бисмиллю, толкнуть кошку ногой, и - получай денежки! - В летнее время, когда бывает засуха, татары, отчаявшись в надежде на дождь, отправляются к реке или озеру, варят здесь кашу (джангыр-буткасы - «дождевую кашу»): у кого берут крупу, у кого масло, у кого соль, у кого молоко. Сварив здесь кашу и съев ее, в рубахах, но не в верхней одежде, бросаются в воду: и верят бедняки, что после этого пойдет дождь.
